Пир потаенный [ Пир потаенный. Повелитель деревьев] - Филип Фармер

Забу говорил не останавливаясь, будто надеялся возвести стену из слов, достаточно толстую, чтобы преградить ею путь моему кинжалу. Он пытался оправдать свое предательство, говоря о патриотизме и африканизме.

Люди почему-то всегда испытывают необходимость оправдать свои действия какой-нибудь идеологией. По всей видимости, Забу был убежден, что он прав. Но его мысли никогда не шли дальше двух маленьких коробочек, на которых было написано «черный» и «белый», точно так же, как и у подобных ему белых, которых он так ненавидел. Не считая меня, конечно.

И вот тут-то это случилось! Я, в первую очередь, сам был поражен тем, что произошло. У меня не было никакой преднамеренной мысли. Никогда в жизни я не подумал бы раньше, что способен на нечто подобное.

Сейчас, оглядываясь в прошлое, я, однако, хорошо понимаю, что это предательство, такое неожиданное для меня со стороны тех, кто в течение шестидесяти лет был моим народом, должно было наложиться на шок, вызванный взрывами, чтобы высвободить что-то новое во мне.

Или, вернее, чтобы разбудить это что-то, так как ото должно было уже быть во мне, но где-то далеко, в самой глубине подсознания.

Я ударил его рукоятью ножа. И пока он лежал, инертный и неподвижный, я отрезал ему язык у самого корня, чтобы он не смог кричать. Вспыхнувшая в нем боль привела его в чувство. Он попытался сесть, и его рот широко открылся в немом крике. Кровь сильной струей вытекала изо рта и капала с подбородка.

Я поцеловал его в рот прежде всего, чтобы напиться крови; мне она была необходима, потому что я умирал от жажды. И еще для того, чтобы помешать ему издать хоть один звук. Какое-то неудержимое желание овладело мною и заставляло делать то, что я делал.

Кровь была соленой и ужасно невкусной, будто в ней была растворена сама эссенция морского осадка, образовавшегося из разложившейся плоти миллиона ядовитых рыб. Она еще отдавала и затхлым привкусом табака, а я просто не переношу его. Короче, кровь Забу ничем не отличалась от крови большинства людей, у которых мне приходилось пить кровь.

Но она придала мне сил, и я почувствовал, как во мне нарастает ощущение, похожее на то, что я обычно испытываю во время сражения или когда убиваю дичь. Но в этот раз, чем сильнее оно становилось, тем все явственней определялась его сексуальная направленность.

Быстро, стараясь опередить оргазм, я одним движением ножа рассек живот Забу надвое, не задев при этом кишечника. Я еще не забыл курса анатомии. И в то мгновение, когда лезвие проникло в плоть, струя спермы вырвалась из моего члена, обильно оросив семенем его живот и нож в моей руке.

На какой-то момент я полностью потерял над собой контроль. Мышцы моей руки непроизвольно сократились и кинжал по самую рукоять погрузился в живот Забу.

Прежде чем умереть, его тело содрогнулось в нескольких коротких судорогах, в промежутках между которыми оно дрожало подобно дереву под напором урагана.

Я присел рядом с ним. Сбитое дыхание с трудом успокаивалось. И тут я спросил себя, какая муха меня укусила? Ведь в его распоротом животе я хотел сделать то, что он сделал с моей собакой.

Глава IV

В конце концов я отказался от попыток объяснить себе мой странный порыв. Я отношу себя к заядлым охотникам, но никогда не стану охотиться вслепую, а подожду, пока у меня не будет верного следа или запаха, по которому можно было бы идти.

Я снова принялся выжидать, прячась за той же кучей строительного хлама. Шум на площадке становился все сильнее, все участники праздника уже ходили, спотыкаясь и наталкиваясь друг на друга. Когда Луна миновала свою первую четверть, между бандили и ажикуйюс вспыхнула неизбежная стычка. Те редкие офицеры, что не были еще смертельно пьяны, вмешались в скандал и развели драчунов в разные стороны. Но несколько солдат, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, уже направились в соседнюю деревню, расположенную метрах в двухстах отсюда. Они, конечно, жаждали женщин. Но вояки забыли про мужчин, оставшихся в деревне, настоящих воинов бандили, неустрашимых и отважных, как старые римские легионеры. Молодым сосункам удалось изолировать их на время нападения на меня, потому что их отцы и старшие братья тоже не ожидали предательства с их стороны. Но теперь воины были свободны, и они стали драться. С другой стороны, юноши бандили не могли оставаться простыми свидетелями того, как насилуют их сестер и матерей и убивают старших мужчин. Не выдержав, они, в свою очередь, напали на солдат. И вскоре началась всеобщая свалка, в которой обе стороны беспощадно расправлялись друг с другом, убивая налево и направо. Здесь не было невиновных, как и во всех войнах. Полыхнул огонь, и в нескольких концах деревни одновременно запылали хижины.

Пользуясь всеобщей сумятицей, я мог теперь незамеченным покинуть развалины моего дома. Через несколько минут я был уже там, где солдаты установили свою пушку, и спрятался в тени. Это была английская полевая гаубица времен второй мировой войны калибра 88 мм, которая бросала гранаты весом в двадцать пять фунтов. Орудие было установлено на передке, снабженном двумя колесами, и защищено тонким стальным листом, играющим роль щита для орудийного расчета. В зарядном ящике было еще несколько снарядов с ‘взрывными боеголовками к ним, которые ввинчивались в снаряд непосредственно перед выстрелом. Эти боеголовки были весьма чувствительными к прикосновениям и всегда хранились отдельно от основного заряда.

Четверо солдат, составляющих орудийный расчет, втащили гаубицу на вершину небольшого холма, откуда собирались открыть огонь по деревне. Они были настолько пьяны, что вряд ли уже соображали, где были свои, а где чужие, и что их снаряды в такой ситуации поразили бы как тех, так и других. Свои полуавтоматические карабины они оставили неподалеку, поставив их «шалашиком». Я спокойно взял один из них и застрелил всех четверых, сделав всего четыре выстрела. При первом же выстреле мой член начал быстро твердеть. При четвертом он был уже в том состоянии эрекции, за которым Секунд через десять наступает оргазм. Потом он медленно опал и ощущение удовольствия постепенно исчезло.

Орудие находилось слишком близко к солдатам. Прежде чем я успел бы сделать второй выстрел, они бы уже успели окружить меня. Поэтому я поднял передок за задний прицеп и потащил орудие за собой. Метров через сорок тропинка раздваивалась, и я пошел по той, что вела на пологий холм с углом подъема градусов в двадцать пять. До вершины холма мне пришлось тащить орудие за собой еще метров пятьдесят. Добравшись до нее, я развернул орудие и стал осторожно спускать его по противоположному склону холма, который был более крутым, градусов в тридцать. При этом мне приходилось изо всех сил тормозить, сильно упираясь пятками в землю, чтобы не позволить орудию сорваться вниз. Следующий холм был более высоким и крутым. Дважды я едва не выпустил эти четыреста пятьдесят килограммов тяжести (столько весили орудие и передок вместе взятые). На вершине второго холма я нашел, наконец, участок ровной площадки, длина и ширина которой соответствовали моему замыслу. Отсюда был хорошо виден склон первого холма, деревня и прилегающие окрестности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});